Жара. Вагон не спит. Он дышит
в любой зазор, в любую щель.
На стеклах сажа. Каждым движет
еще не познанная цель:
каникулы? командировки?
охота к перемене мест?..
Порхают Божии коровки.
Платформа. Станция. Разъезд.

В перипетиях чаепитий
неспешно подступает сон.
Устав от видов и событий,
утихомирится вагон.
Погаснут лампочки и лица.
Свет ночников уныл и лжив.
Измотанная проводница,
всех уложив и ублажив,
как полководец в бивуаке,
производя ночной обход,
по коридору в полумраке
в помятом кителе идет.

В ее повадках генеральских - 
следы бессонниц и тревог
кавказских, северных, уральских
железных путаных дорог.
Но флегматично, как Кутузов,
она проводит через тьму
конгломерат людей и грузов
к местам, назначенным ему.

А нам привиты от рожденья
привычки перелетных птиц.
За полосою отчужденья
мы забываем проводниц.
Я видел, уходя с вокзала
вдоль одинаковых дверей:
ты, одинокая, стояла
в случайном свете фонарей.
Но луч, блеснув во мгле вагонной,
на миг в руке твоей зажег,
как будто свечку под иконой,
прощальный желтенький флажок.

...И снова трогается поезд,
уходит почва из под ног.
Конца не знающая повесть -
ступеньки шпал, линейки строк.
И провода вдоль серой бровки
протянутся из забытья,
как бесконечные веревки
для сушки драного белья.