Старуха идет, спотыкаясь, 
По улице. Следом за ней, 
Крича, хохоча и толкаясь, 
С портфелями пять малышей.

Что им до поникшей фигуры? 
Они и не видят ее. 
Им весело в сумраке хмуром, 
В кругу равноправном своем.

Они говорят торопливо, 
Друг друга не слыша, не в лад. 
На гребне высоком прилива 
Их юные души парят.

В просторе бескрайнего мира 
Им радостны первые дни. 
И смотрит старуха, как мимо, 
Смеясь, пробегают они.

Шаги достаются ей трудно. 
Она отдыхает, дрожа, 
Вцепившись в афишную тумбу, 
Натужно и жадно дыша.

Над ней приглашенья на вечер, 
Портреты певиц, имена. 
На голые бальные плечи 
Невольно косится она.

И страшно от мертвого взгляда 
Бесцветных слезящихся глаз. 
Так что ж ей, зажившейся, надо 
От жизни, летящей на нас?

И надо ли что-нибудь жизни 
От нас, уходящих во тьму? 
Мы жили, мы жили, мы жили! 
Но живы ли мы? - не пойму!

Но живы ль? - не знаю, не знаю... 
Ловлю и теряю опять. 
Ну, кажется, вот! понимаю! 
Да нет, ничего не понять.

И вновь в тишине замираю 
И слышу, как вечность скрипит, 
Как будто замок запирают 
И сторож ключами гремит.

О эта тоска человечья, 
Отвага в неравном бою! 
О эта ребячья беспечность 
У бездны на самом краю!

Где все мы: старуха и дети, 
Афиши, сугробы, дома, - 
Плывем в ледяной круговерти 
Сошедшего с мысли ума!

Плывем задыхаясь, старея, 
Ловя дуновенья тепла, - 
Со свистом проносится время
Сквозь легкие наши тела!

И в свисте теряется хохот 
Мальчишек, бегущих гурьбой, 
И плач мой, и жалобный шепот 
Старухи, идущей домой!