1 Я, прошедший сквозь все века, предвидя итог лет, ночью из тайника вытаскиваю пистолет. Я, пацифист-мятежник, который, мудр и красив, как Пророк, вдруг опускаю штору и палец кладу на курок. Кровавым гимном гореть в дымной заре - скорей! Все равно я безумный олень среди двуногих зверей. Все равно в порнографии душ истлела надежды звезда. И пути все равно не ведут туда, где так гениально дано: земле разбудить зерно, ростку темноту пробуравить, зеленые руки расправить, душистую выставить чашу, и алчную мудрость вашу просто и во плоти в ягоду воплотить. Но хватит играть в слова, в висок упирается ствол... И рухнула голова на зеленый стол. 2 Окровавленный скальпель роняя на пол, уже не в силах себя разогнуть, застынет врач вопросительным знаком, увидев огромное, во всю грудь - сердце. Собой овладев на мгновение, вдруг выдавит он: "А легкие где ж? Сердце! И лишь лепестками вокруг - бледные личики мертвых надежд..." Это было последнее тело - квартира, где жило сердце, щедро увенчанное извечною жаждой несчастного мира утверждения надежд человечества. Мир обречен! К бездыханному телу явитесь вы и уставитесь тупо. Но что же вы будете делать с собственным трупом?! Рвать, бесноваться, смеяться или рыдать, к погребенью готовясь. Интересно, в какой могиле вы зароете вашу совесть? И нечего траурный марш трубить, сомкнувшись черным кольцом. Я поднимаюсь, меня не убить ни подлостью, ни свинцом. Зло в этом мире давно зачем-то, но слушайте совесть и верьте ей - законами духа и тела начертано мне в этой жизни бессмертие. Просто я вас забавляю словами. Измученный насмерть, я просто устал нести в себе разбитые вами справедливости окровавленные уста. 3 Отныне истиной будет: законы добра поправ, победитель всегда неправ, и его непременно осудят. Ваша сила смертельно опасна, ваши мысли преступно хитрят, вы друг друга кусаете зря, истощая себя ежечасно. На лысине площади нет ни травинки, в черепе кружат слепни идей, и волчьих ягод кровинки сочатся из тела людей. 4 Твоя борьба, твое сраженье, твое преступное участье обречено на пораженье, на катастрофу, на несчастье. Я жгу знамена, я меняю воззванья, марши и мятежность на золото и зелень мая, на человеческую нежность. В обитель ливней и лучей я рвусь сквозь мертвый пласт гудрона. И жизнь, и плод, и ключ ключей - моя зеленая корона. Да-да, все так, но не в пустыню смиренным иноком уйду - я буду здесь и здесь отныне иную битву поведу. Война - войне! Зови любить, разбить в мозгах замки оков, казармы зернами бомбить и сеять стрелы васильков. На этот бой меня веди, мой справедливый честный Бог, или зачем в моей груди Ты свой огонь зажег. 5 Будет день! Города и заводы задохнутся от стали и стона. Развращенные ложью народы вдруг увидят наши знамена. Купол неба с грохотом треснет, обнажив золотые вены, и ливнями наших песен наполнится воздух мгновенно. Станут сказки апостолов былью, вами попранные в гордыне. Они будут шрифтом извилин напечатаны в каждом отныне. И как прежде, страстями объятый, будет мир неустанно искать... но только не в горле брата львиную долю куска.