И приходит она в час, когда я ложусь, чтоб со мною томительно ссориться – та, которой горжусь, та, которой стыжусь, та, что раньше звалась моей совестью. И приходит она чередою ночей – и тревожит она, и гложет, и всё душит меня за измену ей – и никак задушить не может… И рыдает, себя же в бессилье кляня, и всё мечется, точно слепая. А потом, онемев, отпускает меня. И, измученный, я засыпаю. А наутро – сную, а наутро – смеюсь, вновь готовый кривляться и мчаться, словно это не я, словно я не боюсь наступленья полночного часа. Но приходит мой час, и приходит опять под бессмысленной маской бессонницы, чтоб оплакать меня перед тем, как распять – та, что раньше звалась моей совестью. 1970