Волнует улица меня  
неуловимою идеей,  
которую назвать я не умею,  
лишь стать частицей улицы могу.  
Пойдем вдвоем,  
читатель милый,  
по вечереющей Москве  
и с улицей смешаем цвет  
одежд своих,  
восторженность весны  
с толпою разделив...  
Давай присядем здесь -  
в тени листвы -  
и будем лица проходящих  
читать, как лучшие стихи.  

И город встал,  
касаясь облаков,  
одетый в камень  
и украшен медью.  
И в окнах зори отражались.  
И вальсы, как грядущие, звучали,  
и синими огнями загорались  
вечерние рекламы на фасадах.  
И на безлиственных сучках  
цвел чашечками розовый миндаль...  
И множество детей,  
как первые цветы,  
лежали на простынках белых  
и в первый раз глядели в небеса.  

Вон  
детский врач идет  
с улыбкой Джиоконды,  
дано ей травами младенцев мыть,  
и солнцем вытирать,  
и воздухом лечить.  

Еще вон женщина прошла,  
шелками стянута она,  
как гусеница майского жука,  
и серьги с красными камнями  
висят, как люстры, под ушами,  
и от безделья кисти рук  
черты разумные теряют.  

Две ножки в пестрых босоножках  
девчонку дерзкую несли  
с глазами яркими, как всплески,  
на платье - яблоня в цвету.  

Навстречу ей  
студенты шли,  
веселья звучного полны,  
с умом колючим за очками  
и просто с синими глазами...  

Взволнованных мечтаний  
город полн...  
Он вечно улицами молод  
и переулками бессмертно стар.