Был оглушителен и едок
День расточительств, день труда.
Но вот – над руганью соседок
Взошла вечерняя звезда.

И лапы скуки все короче,
И проступают все живей
Нерусские, немые очи
Над полукружьями бровей.

Они смогли когда-то, где-то,
Не то грустя, не то любя,
В привычной вечности поэта
Невольно отразить себя.

Ах, ей ли было счастья мало,
Когда она, вплетясь в ряды
Подруг – себя именовала
Гортанным именем звезды!

А щедрый данник вечной темы
Не от ее ль зажег лучей
Кровь дикой песни, кровь Заремы,
Кровь современницы своей?
 
      Керчь, 1939