Когда я задымлюсь от буравящих звуков и серого цвета, от сверла повседневности и вездесущего общества, от магнитной пучины паучьих сетей Интернета, и мое заводное недолготерпение кончится, а проевшее плешь приказное ”подай-принеси” станет хрустом стекла на зубах или запахом серы, запотеют очки и заклинит Земля на оси, огрызаясь, уйдут чувство юмора, долга и меры, а в коллапсе зрачка отразится пылающий вызов, напружинятся пальцы в готовности рвать и метать и до судорог впишутся в первый попавшийся выступ, бесполезно себе говорить в этот миг ”от винта”. Все, что можно и нужно в нештатной такой ситуации – Взять меня, невзирая, не веря, и даже не слушая, Посадить на колени, не важно, что буду кусаться я, И пущусь, наконец, на уловки, естественно, ушлые. Обеспечив рукам принудительную обездвиженность, Постараться прижать мою злющую глупую голову, У которой упрямство на лбу, разве только не выжжено, И держать меня крепко за пазухой пойманным голубем. Я услышу (а что мне останется?) гулкое тиканье, Отогреюсь, оттаю, ручная, смешная и сонная, В эти пару минут, на которые сладко притихла я, Вся щенячья тоска недоласканной жизни спрессована