Три часа до распития Нового года, горько плачет, обнявшись с подушкой, и гордо заявляет, что тоже останется дома, мой ребенок, взрослеющий и незнакомый. Что мне делать? – Прости, ну, конечно же, наш! Наш ребенок, наш муж, как и наша жена… Я от собственных слез неприлично пьяна, и смешней беспричинно ревущей девчонки я ушастого тискаю не-медвежонка, не-мышонка, неведомо-что-за-зверюшку, но реветь в нее слаще, чем просто в подушку. Помнишь, как мы решили назвать ее Мухой? Новый год – развеселая праздная мука. Два часа до нашествия нового счастья… Мы уже помирились и даже отчасти осчастливлены разоблаченьем подарков, у нее на щеке торжествующе ярко твоя родинка светится, как конфетти. Лет на двадцать всего задержалось в пути наше счастье, которое, в общем-то, миф для усталых, оставшихся в чем-то детьми, устаревших родителей выросших чад... Я в себя погружаюсь, молитву шепча. Мы могли бы, могли бы, могли бы и сами... Старый год за порогом замялся и замер... Даже если позволю представить себе я... Мы не вырастим девочку, мы не успеем... Убегаем от скуки, как будто бы в гости... Теплый праздник домашний. Да ладно вам, бросьте! Просто мультик игрушечный и шоколадный – наша грустная память о детстве всеядном. Полчаса до приветствия глав. Шоу-мены захватили эфир со своим неизменным лошадино-сермяжным натруженным смехом… Без пяти... Замаячила новая веха. Ну, давайте откроем шампанское что ли! От руки до руки – два семейных застолья. Мы простились навек и, как водится, наспех, наша мыльная драма – читателю на смех, наши роли проиграны в тысячах серий, перепеты в дешевках попсовых истерик… Новый год наступил, навалился на веки, уплывают за-сто-лье… сосновые ветки… Как светло и мгновенно случается лето, мы куда-то спешим и почти не одеты. Ты в кроссовках, а я босиком – за тобой, оттолкнувшись от трав невесомой стопой, чутким змеем воздушным, последней строкой Песни Песней, жемчужной небесной рекой. Мне иначе нельзя – ты спешишь, я лечу… Новый год снова гладит меня по плечу, проступает чужая с бокалом рука, мне не надо уюта чужого мирка, и счастливых обновок для старого года, мне доспать бы тот сон невозможной свободы, и проснуться, и вспомнить, как это легко – не вливать веселящее пойло силком, а пьянеть, ускользая в безвременье года, по невидимым незамерзающим водам. Мне попутные ветры крыла нарастили, ты бежишь, я плыву за тобой без усилий бесконечной беспечной небесной рекою… ………………………………………………. Ах, оставьте меня, ради Бога, в покое! ”Беги, возлюбленный мой; будь подобен серне или молодому оленю на горах бальзамических.” П. П.